ШАПКИН В.И. Музей Радио, учредитель и директор.
Пожары на памятниках истории культуры и техники в России разгораются. Вслед за гибелью выдающегося памятника инженерной мысли и технологии Манежа, 20 апреля 2004 года произошло трагическое для истории радиотехники событие, на этот раз в стенах Политехнического музея. Огнем уничтожено подсобное помещение отдела радиоэлектроники, где погибло свыше ста предметов, некоторые из них уникальны и для отечественной истории радиотехники невосполнимы. Потрясённым гражданам бывший министр культуры России, а ныне руководитель агентства по культуре М.Е. Швыдкой на телеэкране оживлённо и радостно доложил о ничтожности очередного культурного пала. Всё хорошо, прекрасные ребята, за исключением пустячков — ну там дымок, и лёгкий запах гари, а в остальном всё хорошо! По крайней мере, снаружи музей выглядит более прилично, чем печально известный Манеж.
Понять озабоченность граждан нужно, ведь Политехнический музей по своей культурной значимости является объектом глобального значения, он занесён в список ЮНЕСКО, наряду с Кремлём и Эрмитажем. Для отечественной технической и технологической культуры (напомним Михаилу Ефимовичу, что такая культура то же имеется) этот объект является уникальным — нет его, и об этом виде культуры в России можно забыть. Так исторически сложилось, что иных технических музеев подобного масштаба у нас просто нет. Нужно учесть, что в бывшую Россию и СССР входили другие страны, ныне ставшие самостоятельными, и они то же внесли свою лепту в историю радиотехники, поэтому нынешняя Россия за историю радиотехники ответственна вдвойне. Кроме того, реальная стоимость его фондов по нашим экспертным оценкам составляеn около $1 миллиарда. И всё это не является муниципальной собственностью, а юридически находится на прямом балансе и ответственности бывшего министерства, а ныне просто агентства по культуре. При всём прочем заметим, что при царской власти музей был собственностью не государства, или царя, как Эрмитаж, а специально созданной с культурно-историческими целями общественной организации, и даже в СССР он не был государственной собственностью, а принадлежал обществу “Знание”. Государственным, то есть приватизированным (отобранным) от нас, общества, он стал в новой России.
И мы, граждане, вправе знать, как наше общее межнациональное достояние блюдётся государством, и как на страже его стоят специально поставленные для этого чиновники в высоком ответственном ранге, в том числе и господин Г.Г.Григорян, директор Политехнического музея. Так ли всё хорошо, как в классической песенке Леонида Утёсова про известную маркизу?
Не будем касаться причин, а остановимся лишь на последствиях. Дадим нашим заинтересованным читателям, радиолюбителям и радиопрофессионалам, ветеранам радиотехники краткий перечень некоторых экспонатов, ушедших от нас навсегда. Телевизор “Москвич Т-1”. Самый первый советский серийный телевизор, выпускался в 1946 году. Всего выпущено около полутора тысяч экземпляров, причем первые экземпляры были с довоенным стандартом разложения строк в 343, более поздние имели 625 строк. Выпускался в Москве на заводе ЗИО. В числе разработчиков Е.Геништа, И.Сытин, В.Аппель и др. (в основе лежала довоенная американская лицензионная модель, серийное производство телевизора в связи с началом войны не состоялось). Сохранившиеся экземпляры вне фонда Политехнического музея нам неизвестны. Погибли два экземпляра и остаётся вопросом, сохранился ли в основном фондохранилище хоть один из них. Экспонат уникален. Телевизор зеркально-линзовой системы с диском Нипкова начала тридцатых годов. Это первое телевидение с механической развёрткой строк. Причём передачи шли на коротких волнах, имеется много свидетельств радиолюбителей тех лет о приёме экспериментального Московского телепередатчика на Урале и в Западной Сибири. Уникален. Аппарат для записи звука шоринофон того же времени. Озвучивал первые советские фильмы “звукового кино”. В немом кинематографе это было эпохальным событием.Уникален. Довоенные лицензионный радиоприёмник 9Н4. Выпускался в СССР на Воронежском радиозаводе “Электросигнал” по лицензиии американской фирмы “RCA” в 1940-41 годах. Выпущено всего несколько тысяч экземпляров. Редчайший. Затем,американская радиола “9U” фирмы “RCA”, выпускалась в СССР на заводе им.Козицкого в Ленинграде по лицензии, упрощенным вариантом под наименованием клубной радиолы Д-11. Экспонат уникален. Далее, радиоприёмник МС-539. Разработан на Александровском радиозаводе как упрощённый вариант приёмника СВД. Всего выпущено в 1939-41 годах 11 940 штук. Сохранилось не более 5 экз. Несколько известнейших в довоенное и послевоенное время среди радиолюбителей радиоприёмников СВД-М и СВД-9, выпускавшиеся так же по американской лицензии. Да, сегодня российская ориентация изменилась c американской на филиппинскую, но пусть радиоспециалисты и историки из США о нас не подумают, что мы выжигаем “американцев” из-за нелюбви специально — И.В.Сталиным ещё в 1928 году был взят курс на американскую промышленность,технику и технологию, а уж он, в отличие от нынешней ситуации, прекрасно знал “что такое хорошо, и что такое плохо!” Продолжаем. Отечественный аппарат “говорящая бумага” с записью звука на бумажной ленте периода Великой Отечественной войны. Базовой моделью радиоприёмника в этом “бумажном магнитофоне” был известнейший лецензионный радиоприёмник 6Н1, он же американский “6Т1”. Уникален. Модификация телевизора “Ленинград Т-2М” с большим экраном (31см). Был известен в единственном экземпляре. Погиб.
Напомним, что читатели “Радиолюбителя” в №1 за 2004г. в статье г-на Р. Иванюшкина знакомились с базовой моделью телевизора “Ленинград Т-2” с экраном трубки по диаметру (они были круглые) 23 см. Уточним попутно его псевдоисторические разглагольствования (о радиотехнических как-нибудь при эвентуальном поводе). Этот телевизор разрабатывался в послевоенной Германии и выпускался там же в рамках репарации. Его базовой схемной платформой стал довоенный телевизор фирмы “Телефункен” Т-2. Послевоенные радиоспециалисты в Германии по заказу СССР перевели его на металлические октальные лампы американского стандарта, доработали, и экспертизу он проходил на заводе им.Козицкого в Ленинграде, где нами был изменён радиоприёмник и дано “добро” на его серийный выпуск в Радеберге. Бытовой радиоприёмник Д-60, являвшийся схемной основой выпускавшегося в Риге по лицензии фирмы “Philips” приёмника ВЭФ М507 в довоенное время. Интересно, что в основу дизайна последнего положен радиоприёмник другой германской фирмы “Ingelen-Geographic 39W”, конечно по внешности, так как у последнего шкала была уникальная и немыслимая для повторения, с подсвечивающимися точками радиостанций на карте Европы при настройке. После войны этот гибрид был переработан на американские лампы и под именем ВЭФ М557 в СССР в послевоенное время пользовался большим спросом. Экспонат уникален. И многое, многое другое, имеющее не только отечественную, но и межнациональную значимость.
Погибло большое количество печатных изданий, в том числе уникальные первые радиолюбительские журналы в СССР “Друг Радио”, “Радиолюбитель”, подшивки “Радиофронта”. Приборы 20-х и 30-х годов. Однако, всё описать просто нельзя, и доказать кому-либо что-то невозможно, так как в подсобном фонде музея надлежащего учёта не велось, специалистов по старому Радио не было, а приносимые приборы и аппараты часто складывались в угол вообще без всякой бумажной волокиты. А народ нёс, нёс.. и нёс… И во многих случаях отдавал за спасибо — он ведь у нас воспитан, знает, если у Родины нет, отдаёт последнее. И мы, частные музейщики, когда между нами и продавцом вставал Политехнический музей, то же старались историческую коллекционную стрелку перевести на него. Мало ли что. Нас за исторические писания и собирания при изменении обстановки могут и у стеночки поставить, а тут хотя бы часть нашей истории сохранится, пусть и упрятанная за семью замками. Да…, не учли, что для огня замки не помеха. Достаточно, пожалеем наших читателей-ветеранов. Они отдали Родине всё, а теперь память не только о них, но и об их времени горит триколорным антикультурным варварским пламенем.
Уместно напомнить читателям о некоторых технических аспектах реставрации или восстановления указанного вида техники. В любом произведении искусства возможна реставрация, или даже полная замена. Причём эту работу чисто технически можно сделать так, что крупнейшие специалисты не всегда могут отличить внешне подлинник от подделки, и только при помощи тончайших физико-химических методов можно выявить новодел. В крайнем случае следы неумелой реставрации можно исправить — если в результате реставрации Даная перестанет быть ею, то женщиной она останется всё равно! Пусть простит нас пламенный культурный революционер Михаил Ефимович Швыдкой за наши невежественно-сексуальные аналогии, но мы музейные ретрограды и в общекультурной эволюции участвуем по-своему. При этом все произведения искусства единичны и индивидуальны, и воспроизводимы в копиях.
Предметы техники почти всегда являются продуктом массового производства. Оставляя в стороне известные эстетические возражения о месте массового в культуре, отметим следущее. Эти предметы принципиально нельзя сделать заново в единичном экземпляре, и даже реставрационное воздействие всегда приводит к безвозвратным потерям. Они изначально могли появляться только в массовых количествах, но сохраняются в единичных или единственных экземплярах. И в массовом производстве техники каждый её тип исключителен. Такова фундаментальная особенность предмета техники в отличие от предмета искусства. В своё время просто юрист и высший государственный деятель Михаил Сергеевич предполагал, что очень легко можно провести конверсию производства ракет на линии по выпечке крекеров. Но сделать это абсолютно нереально по техническим основаниям и итоги подобных преобразований в новой России широко известны — процесс пошёл, но ни ракет, ни крекеров, выпеченных на конверсионных линиях, нет. Обидно за инициатора нового мышления вдвойне, так как отец юриста Михаила Сергеевича все-таки был комбайнером, то есть техником, а не юристом. Посему пожарные радиотехнические потери в Политехническом музее относятся к классу невосполнимых.
Незадолго до пожара я был в злополучной части Политехнического музея. И был шокирован увиденным. По коридорам небрежно-спокойно разгуливали строительные рабочие международного происхождения с цигарками в зубах, при этом сообщение между залами экспозиции и арендованными помещениями было совершенно свободным. Туда и обратно что-то вносили и выносили. Свободные арендаторы демократически дымили в своих кабинетах, грели чай кипятильниками, работало огромное количество офисного и компьютерного оборудования, безопасно запитывать которое можно было только специальными силовыми кабелями, а не старой осветительной электропроводкой. В подсобном фонде отдела радиоэлектроники уникальные экспонаты громоздились друг на друге, при этом что и где, и что поставлено на музейный учёт, а что и забыто не по рассеянности, установить не могли даже собственные сотрудники. Много денег надо на установление элементарного порядка в техническом храме ценой $1млрд? А в это время господин Г.Г.Григорян в стенах музея произносил высокие слова о духе, духовности и пр., что весьма странно для истории науки и технической культуры. Музей Радио счёл в высшей степени бестактным и оскорбительным для отечественной культуры неучастие Политехнического музея в планируемой фундаментальной работе по истории отечественных бытовых радиоприёмников, но на своё предложение совместного сотрудничества он получил отказ. У нас есть достаточно серьёзные основания полагать, что этот отказ обусловлен не нашими физиономиями нахрапистых частных музейщиков, а слишком профессиональным подходом к оценке вероятных расхождений записанных и действительно хранящихся в фондах Политехнического музея экспонатов. Но это проблемы не наши, поскольку у нас в фонде и личных коллекциях России есть достаточное количество техники, позволяющее выполнить эту работу вообще без какого-либо участия э т о г о Политехнического музея. Но если профессионалы не имеют возможности работать с национальными историко-техническими фондами, то что говорить об остальном не музейном плебсе? Напрашивается правильный (и для погорельцев) вывод — тогда хранить эти фонды не для чего и не для кого: сгорели, и финансовый баланс упростился, да и денег на изоляторы для малокультурных будет сэкономлено больше.
Конечно, вся культура велика, и погибель какой-то сотни каких-то радиоаппаратов с сомнительным происхождением в ней малозаметна. Но зато очень хорошо заметно большое различие в радиоэлектронном развитии России по сравнению даже с Малайзией, не говоря уже о США или Японии. И это не случайная закономерность. Это различие прежде всего обусловлено технической культурой, которую привносят в общество в том числе экспозиции технических музеев, и на это культурное воспитание у мировых технических лидеров, из которых Россия уже исключена, уходят столетия. В Германии всё, или почти всё есть, но собственной науки и техники мирового класса, которая была разрушена в 1945 году, ещё пока нет. Об этом полезно знать и другим юристам, в том числе компетентным по германским вопросам. Итоги культурной революции в России за истекшие 15 лет впечатляют — отечественная техническая культура практически разрушена, и последнее, что сохранялось — Политехнический музей — горит пионерским (ежели в смысле новейшего, то бойскаутским) костром. В области радиоэлектронной техники положение так же весомо и зримо. На выставке по случаю 6 Международной (иностранцы все бывшие наши, даже ни одного филиппинца не было, не говоря уже о ребятах из Калифорнийской долины) конференции по цифровой радиоэлектронике в Институте проблем управления РАН 31 марта — 2 апреля сего года в выставленных самодельных приборчиках даже проводочки южноазиатского производства, не говоря о процессорах, электронных чипах и микросхемах.
А некоторые господа из Государственной Думы, Правительства и некоторые лидеры ведущих Российских политических партий собираются в случае чего воевать. Каким оружием, и с какой начинкой внутри? Между прочем, достаточно бегло взглянуть на германский военно-полевой радиоприемник “Тorn. Eb.”(Telefunken) и его советский функциональный аналог того времени “КУБ-4”(коротковолновый, ударной бригады), то cразу, без помощи сегодняшней патриотической учёной исторической кружевницы, председателя думского комитета госпожи Л.А.Нарочницкой, становится ясным, почему товарищи Г.К.Жуков и А.М.Василевский в начале войны звонили по проводам сельским красавицам-телефонисткам с интересным предположением: “ у вас немцы есть, или нет?” И девушки чаще соглашались — да, вместо нет. И если война будет не завтра, а сегодня, то соотношение потерь в сегодняшней современной войне радиоэлектроники (с бойцами только с нашей стороны) будет не 5 к 1, как тогда, а где-то 50(бойцов) к 1(роботу). Или как в Ираке. Разумеется, завтра не только нападение, а любое сопротивление будет вообще бессмысленным.
По этим разоблачительным причинам к техническим музеям у советских патриотических товарищей и лично товарища И.В.Сталина безоглядной любови не было. Ведь в них разрешение исторических проблем с изобретением радио (наглядно-лабораторного прибора), паровоза (с зубчатыми колёсами) или автомобиля (самобеглой коляски с ножным приводом) наглядно становилось несколько иным, чем по отечественной научно-академической задумке. Но зато товарищ Сталин абсолютно чётко знал и порой очень жестоко, но справедливо объяснял, особенно духовно-развитым коллегам из ВКП(б) (Л.Д.Троцкий, Н.И.Бухарин и др.) значимость технического и технологического образования для страны, где “кадры решают всё!” И, несмотря на своё первоначальное духовное образование, к классическому искусству, религии и прочим эстетическим и душевным вещам относился как к вещам второстепенным, должными обеспечивать в первую очередь индустриально-техническое, научное (и только потом идеологическое) развитие и совершенствование общества. Политехнический музей никогда не был изгоем, как в сегодняшнее время духовно-религиозных преобразований, и существовало специальное правительственное Постановление об обязательном для всех предприятий направлении в музей технических образцов. Система технического и технологического образования молодёжи была в высшей степени эффективной, а армия получала из ДОСААФа грамотных специалистов. Музейный технический аспект занимал во всём этом очень почётное и значимое место.
За пятнадцатилетний период культурной революции в новой России так и не было создано ни одного национального технического музея. На предприятиях радиоэлектронной отрасли были сотни собственных музеев, к настоящему времени сохранились единичные. На сотни уничтоженных технических музеев не было и нет денег, так же как и на национальный технический музей радио, автомобилей, железнодорожного транспорта, и пр. и пр. Но на $1,5 миллиардный проект новодела Христа Спасителя денежки нашлись. В конце концов, эти деньги не Папа Римский выделил! Всё правильно, индустриальная страна перешла в послеиндустриальный период — эпоху великого религиозного (духовного) богатства и гнусной материальной нищеты.
В момент написания статьи пришла весть об очередном культурном пожаре. На этот раз уже в сфере эстетической культуры Михал Ефимыча, погорел дом-музей П.И.Чайковского в Клину. И опять духовно-умилительные лица и экзальтированные восклицания: “Слава Богу, ведь рояль, тот самый, остался!”
Всё хорошо, прекрасные граждане; всё хорошо, всё хорошо! Если дело будет продолжаться так, то лет эдак через пяток нам религию, язык и вообще всю отечественную культуру пришлые ребята (не дай Господь с Восточных островов или Южной Азии) поменяют на свою. Ведь радиоэлектронику они уже поменяли!
Материал прислал Павел UA3DEE